«Журналистом я стал в первый же рабочий день». Виктор Астафьев - о работе корреспондентом

12 января 2022

На фото из фондов Библиотеки-музея В.П. Астафьева: Виктор Петрович с коллегами по газете "Чусовской рабочий"


13 января отмечается День российской печати. Этот праздник, учрежденный в 1991 году, наверняка сегодня отмечал бы и Виктор Петрович Астафьев, ведь его путь в литературу начинался с журналистики - газеты "Чусовской рабочий", куда его приняли на работу корреспондентом в апреле 1951 года. 

"Печатать как можно скорее!"

В 1950-м при газете открылось литературное объединение.

"Несмотря на все жестокие будни и превратности жизни — бесквартирье, бесхлебье, нищенское существование, я никогда не переставал читать и, узнавши, что при местной газете „Чусовской рабочий“ начинает действовать литературный кружок, пошел на первое же занятие", - вспоминал Виктор Петрович. 

И на первом же занятии случилось непредвиденное. Один из начинающих литераторов прочел свой рассказ, услышал и похвалу, и деликатную критику. И... получил полный разгром от 26-летнего Астафьева, в то время работавшего вахтером на местном мясокомбинате: мол, рассказ - сплошное вранье, а автор и близко не знает, о чем пишет: 

"На этом занятии литкружка читал рассказ бывший работник политотдела наших достославных лагерей. Рассказ назывался „Встреча“. В нем встречали летчика после победы, и так встречали, что хоть бери и перескакивай из жизни в этот рассказ. Никто врать его, конечно, и в ту пору не заставлял. Но человек так привык ко лжи, что жить без нее не мог. Вот и сочинительствовал".

"В пику" услышанному и родился рассказ "Гражданский человек" (в поздней редакции - "Сибиряк"). Написал его Астафьев в ночь с 1 на 2 декабря 1950 года в вахтерке мясокомбината, на листах, вырванных из журнала дежурств. 

"Я написал его за ночь и, вырвав плотные страницы из корочек, на следующем занятии кружка, то есть через неделю, прочел рассказ вслух. Рассказ был воспринят положительно, и его решили печатать в газете „Чусовской рабочий“ как можно скорее. Поразобрав каракули, нанесенные на бумаге полуграмотным, да к тому же и контуженным человеком, маленько его подредактировав, — „Чего там редактировать? Там же сплошная правда!“ — я еще вернусь к этой самой „правде“, потолкую о ней и о понимании ее в нашем любезном отечестве — рассказ начали печатать", – вспоминал Астафьев. 





Публиковать рассказ начали в первые месяцы 1951 года. И... быстро прекратили: "Гражданский человек" был снят с печати по обвинению в "аморальности".  Ранее мы уже писали, что именно вызвало нарекания в рассказе молодого автора и как произведение все-таки удалось отстоять. Повторяться не будем: прочесть об истории "Гражданского человека" можно по этой ссылке, а в этом разделе нашего сайта - услышать его в исполнении замечательных артистов, друзей Астафьевской библиотеки. Важно, что эта история с написанием, запретом и возобновлением публикации "Гражданского человека" не только не отвратила Астафьева от работы в редакции, но и в определенном смысле закалила его:

"Пока этот сыр-бор шел да разгорался, одна малосильная работница газеты ушла в декретный отпуск, оттуда угодила на „комсомольскую линию“, меня пригласили на ее место, тут я узнал, что весь двухполосный номер газеты имеет гонорар аж семьдесят рублей, по новому курсу — семь, и мне не только на костюм и на шапку, даже на портянки вознаграждения за рассказ не хватит".



Виктор Астафьев в Чусовом. 1947 год

"Создавать информацию - дело занозистое"

"За то, что я писал как журналист, меня будут жарить в аду на сковородке!" - говорил иной раз Астафьев. Почему? Ответ на этот вопрос - в интервью, которое Виктор Петрович дал Юрию Ростовцеву в 1982 году. Приводим фрагменты этой беседы, включенной в книгу Ростовцева "Виктор Астафьев". Полностью ее можно прочесть здесь. 

***
Виктор Астафьев. Нынешний город Чусовой расположен в очень красивом месте, на стыке трех рек. Кстати, река Чусовая — одна из красивейших в Европе. Река удивительная, кое в чем и уникальная. Она своим руслом разломила почти пополам хребет Уральский. Одно из самых удивительных по природе мест.

Но пришел туда человек и все осквернил, загадил. Металлургия — страшная сила. Но я, конечно, когда работал в местной газете, писал совсем о другом. Врать приходилось много, и, по сути, сознательно. В газете все про всё знали и понимали, потому меж собой называли кормилицу нашу „Очусовелый рабочий“.

Юрий Ростовцев:. А большая она была по объему?

В.П. Сначала две полоски, потом — четыре. Но на эту, четвертую, мы никак не могли накопать материалов. Туда-то, на страницу культуры, и писать хотелось не рапорты и фанфары, а по-человечески. Но о чем? Событий культурного плана в окружающей жизни не было. Кругом — заводы, цеха, шахты. Все есть, кроме культуры. Злится редактор и кричит мне: давай в библиотеку. Звоню знакомым библиотекаршам. Прошу их выискать какую-нибудь красную дату в календаре. Отвечают: скоро дата у Помяловского. Тогда, говорю, поставьте его книги на отдельную полку. Будем считать, что у вас открылась выставка к юбилею писателя. А уж о творчестве его сам накатаю. Все-таки находили выход из положения.

Ю.Р. Это газета городская?

В.П. Да! В Чусовом в ту пору проживало 65 тысяч, в районе — 150 тысяч, довольно прилично. Позже из него выделился Горнозаводский район. Он и по территории был большой, и по серьезности предприятий. Для журналиста в общем-то была возможность развернуться. Но надо помнить, что грамотешка у меня была довоенная — шесть групп, фронт дал, конечно, жизненный опыт, но культуры и грамотности не добавил. Надо было все это срочно набирать. Правда, я даже в окопах ухитрялся книжки иметь и читать. Я знал, что предложение должно заканчиваться точкой, но вот где оно, предложение, заканчивается, точно не представлял.

Ю.Р. Может, это и выручило?

В.П. Во всяком случае, помогло сохранить нутряной язык. Вы должны понять меня правильно. Всякая творческая судьба — оригинальна, своеобычна, неповторима. У меня сложилось все именно так, как рассказываю. Для вас это просто пример выживания…

Ю.Р. Как это у вас все-таки получилось?

В.П. Коли надо, расскажу. Должен признать: создавать информацию — дело занозистое. Не сразу в нормальной голове прилаживаются, слово к слову, фразы вроде: „Став на трудовую вахту в честь товарища Сталина, металлурги взяли на себя повышенные обязательства по чугуну, стали, стружке…“ Совсем это не просто. Но писать некому, журналистом я стал в первый же рабочий день в редакции.

Через несколько лет к нам прислали выпускницу факультета журналистики Уральского университета. Мы смотрели на нее как на чудо. В еще большее изумление пришли, когда она потребовала себе полтора месяца, чтобы „вжиться“ в материал, освоиться. Правда, и это не помогло.

В.П. Астафьев в редакции альманаха "Прикамье". 1959 год

Ю.Р. Давайте к вам вернемся…

В.П. На другой рабочий день сварганил зарисовку об электрификации депо. Думаю, и дальше бы пошло, но перемудрил. Грамотешка слабая, человек с ветру, неуверенный, даже места своего не имел, сидел за столом с бухгалтером.

На мою беду мне надавали массу брошюр с советами, как писать очерк, передовицу, статью. Брошюрки для рабкоров сочиняли столичные борзописцы. Сами-то пишут, как бог на душу положит, а в своих советах наворочали правил. Я по вечерам над ними корпел, начитался и впал в уныние. Видишь ли, обрабатывая письмо трудящегося, надо впаивать в текст пословицы, крылатые слова, суждения классиков. К тому же придерживаться стиля автора. Как же мне все это освоить?

Через неделю стали готовить читательские письма на третью полосу. Мне досталось про кражу кожи на местном комбинате. Надо 25 строк, а я накатал полтораста. И стиль-то авторский сохранил, и поговорок насовал… Прихожу к ответсекретарю Саше Толстикову с шедевром. Он, как увидел объем, захохотал. Стал марать мою стряпню, и резал, гад, будто по живому. Оставил заявленные 25 строк и страшную сердечную рану. Я был просто уничтожен.

В самый разгар моей газетной деятельности вдруг обнаружил, что у меня уже большая семья, дети, их надо кормить. Так мы жили безалаберно, что сначала производили детей, а потом только задумывались, как их поднимать, на какие шиши.

Виктор Петрович с детьми Андреем и Ириной. Чусовой, 1950-е годы

Самый большой заработок в газете был за передовую. Сейчас, слава богу, многие газеты от них отказались, тогда это был обязательный атрибут каждого номера любого издания. Газета у нас пятиразовая, то есть пять передовых. За месяц — двадцать! Конечно же, писал их чаще всего сам редактор. Но счастье перепадало и заму, и другим работничкам.

Хоть уже бойко писал, взяться за передовицу не хватало духу и воображения. Но без передовых я зарабатывал меньше всех. Сказал об этом редактору.

Ю.Р.  А вы работали тогда в каком отделе, культуры?

В.П. Сначала у нас вообще никаких отделов не было. Но когда объем газеты увеличили до четырех полос, появился отдел промышленности, куда меня и определили, вел лес и транспорт. Публикации по проблемам культуры оказались просто довеском, вроде общественного поручения. За информацию о культуре платили совсем чуть-чуть.

Ю.Р. Простите, этот вопрос отвлек вас от мечты о передовице…

В.П. Ну да. Возник этот вопрос о деньгах. Согласился редактор дать мне передовицу, но я-то робел, как к ней подступить? Редактор наш, Григорий Иванович Пепеляев, добродушный мужик, юморист. Подозвал меня к своему столу и продемонстрировал тайну творчества. Взял ручку, развернул газету „Правда“ и… принялся сочинять. Шпарит прямо по правдинской передовой, дополняя ее местными фактами и примерами. И короче, конечно, — чусовская газета все же маленькая. Полчаса, и статья готова. Посмотрел на меня лукаво: все понял? Киваю. Смотри, завтрашнюю статью не завали. Куда там, свалял ее таким-то методом даже быстрее. Впрочем, обучая меня премудрости в сочинении передовиц, Григорий Иванович все же кое-что добавил и от себя. Деликатно так, вроде между прочим, молвил: помни только, если приводишь два факта отрицательных, то положительных в статье должно быть три.

Года полтора-два я работал с удовольствием. Но коллектив маленький, а газета — пятиразовая. К тому же стали сотрудников рвать в партшколы, на переподготовку. Я — беспартийный, меня не привлекали, но за ушедших-то приходилось ломить. Выматывало. У меня тоже появились амбиции, стал пытаться писать по-настоящему. На два фронта — тяжеловато. Те три тоненькие книжечки, что уже появились на свет, давали только моральное удовлетворение. И все же решил бросить редакцию и засесть за большую книгу.

В 1953 году в Молотовском книжном издательстве у В.П. Астафьева вышла первая книга - сборник рассказов "До будущей весны".  На фото:  Чусовой, 1953, Виктор Петрович с друзьями отмечает это событие. 

Конечно, поторопился. Мы оказались в безденежье, вскоре пришлось искать новое место службы. Стал корреспондентом пермского областного радио. Тут совсем другое дело. Во-первых, оклад 850 рублей, да еще гонорар. Техника, правда, капризная, громоздкая. Один аккордеон, так мы называли записывающее устройство, 35 килограммов, а еще — патефон, тоже около 18 килограммов, плюс — батареи. Зимой их держали за пазухой, чтобы на морозе не разрядились. Правда, всем этим оборудованием занимался техник, а на мне — творческая часть, подготовка самой передачи. Техник выезжал из Перми, я к нему по дороге подсаживался, и уже вместе ехали на задание.

Но и там продержался недолго, года полтора. Решил все же бросить, еще чуть-чуть, и просто перестал бы себя уважать. Наше радио, конечно, нечто ужасное: трескотня, резонерство, ложь. Деньги платили хорошие, да, но это состояние духа вступило в непреодолимое противоречие с тем, что я пытался выразить в писательской работе. С тех самых пор тружусь только за столом, воюю только с листом чистой бумаги.

Мой радийный начальник Василий Григорьевич Гуревич ко мне хорошо относился, но был раздосадован: только научили, и вот уходит. Больше, говорит, ни одного писателя не возьму. Наверное, он по-своему прав.

***

Журналистике Виктор Астафьев отдал более семи лет, пять из них писал для "Чусовского рабочего". С середины 1950-х работал не только в этой газете и областных изданиях (газетах "Звезда" и "Молодая гвардия", выходивших в Перми), но и в центральной прессе -  "Известиях", "Комсомольской правде", "Литературной газете", "Аргументах и фактах", журналах "Москва", "Смена", "Огонек", "Сельская молодежь" и других. 

По мнению красноярского писателя Эдуарда Русакова, журналистский опыт, безусловно, сказался и на писательской работе Астафьева: 

"Не случайной представляется откровенная публицистичность его прозы, достаточно перелистать страницы "Царь-рыбы" или "Проклятых и убитых", где писатель нередко переходит от художественной образности к прямой речи, обжигающей своей откровенностью и категоричностью. До последних дней жизни Астафьев испытывал острый интерес ко всему, происходящему не только в России, но и в мире".