«Создавать информацию – дело занозистое». Астафьев - о журналистской молодости

«Создавать информацию – дело занозистое». Астафьев - о журналистской молодости

 
«Создавать информацию – дело занозистое». Астафьев - о журналистской молодости

12 января 2023

На фото: Виктор Астафьев с коллегами по газете "Чусовской рабочий"

13 января отмечается День российской печати - главный журналистский праздник. 

Уже традиционно к этой дате мы готовим материал о работе В.П. Астафьева в качестве журналиста - именно с этой профессии начинался его путь в большую литературу. В газете "Чусовской рабочий" был опубликован первый астафьевский рассказ "Гражданский человек", после чего молодого Астафьева пригласили в издание на должность литработника. Но повторяться не будем: об истории создания и публикации "Гражданского человека" мы уже писали; выложены у нас на сайте видеозаписи с прочтением рассказа "Сибиряк" (поздний вариант "Гражданского человека") замечательными артистами - друзьями библиотеки. Выходил у нас и материал о первых неделях работы Астафьева в "Чусовском рабочем".

В.П. Астафьев отдал журналистике 7 лет жизни, написал сотни материалов для "Чусовского рабочего"; печатался как в областных изданиях ("Звезда", "Молодая гвардия"), так и в центральных ("Известия", "Комсомольская правда", "Литературная газета", "Аргументы и факты", "Смена", "Огонек", "Москва", "Сельская молодежь" и других). Работал Астафьев и собкором Пермского областного радио.

Впоследствии он не раз довольно жестко отзывался о журналистике - как о своей работе в этой сфере, так и о профессии в целом. Но находились для этой "молодой" работы и добрые слова - с теплом, юмором...

Сегодня мы приводим несколько фрагментов из интервью и воспоминаний В.П. Астафьева о его работе в журналистике (цитаты из книги Ю. Ростовцева "Виктор Астафьев"; интервью В.П. Астафьева Ю.В. Ростовцеву, авторских комментариев к Полному собранию сочинений, 1997-1998 гг.)

***

"Врать приходилось много, и, по сути, сознательно. В газете все про всё знали и понимали, потому меж собой называли кормилицу нашу „Очусовелый рабочий“. <...>  Сначала две полоски, потом – четыре. Но на эту, четвертую, мы никак не могли накопать материалов. Туда то, на страницу культуры, и писать хотелось не рапорты и фанфары, а по человечески. Но о чем? Событий культурного плана в окружающей жизни не было. Кругом – заводы, цеха, шахты. Все есть, кроме культуры. Злится редактор и кричит мне: давай в библиотеку. Звоню знакомым библиотекаршам. Прошу их выискать какую нибудь красную дату в календаре. Отвечают: скоро дата у Помяловского. Тогда, говорю, поставьте его книги на отдельную полку. Будем считать, что у вас открылась выставка к юбилею писателя. А уж о творчестве его сам накатаю. Все таки находили выход из положения".

***

"Должен признать: создавать информацию – дело занозистое. Не сразу в нормальной голове прилаживаются, слово к слову, фразы вроде: „Став на трудовую вахту в честь товарища Сталина, металлурги взяли на себя повышенные обязательства по чугуну, стали, стружке…“ Совсем это не просто. Но писать некому, журналистом я стал в первый же рабочий день в редакции.

Через несколько лет к нам прислали выпускницу факультета журналистики Уральского университета. Мы смотрели на нее как на чудо. В еще большее изумление пришли, когда она потребовала себе полтора месяца, чтобы „вжиться“ в материал, освоиться. Правда, и это не помогло"

 ***

"На мою беду мне надавали массу брошюр с советами, как писать очерк, передовицу, статью. Брошюрки для рабкоров сочиняли столичные борзописцы. Сами то пишут, как бог на душу положит, а в своих советах наворочали правил. Я по вечерам над ними корпел, начитался и впал в уныние. Видишь ли, обрабатывая письмо трудящегося, надо впаивать в текст пословицы, крылатые слова, суждения классиков. К тому же придерживаться стиля автора. Как же мне все это освоить?

Через неделю стали готовить читательские письма на третью полосу. Мне досталось про кражу кожи на местном комбинате. Надо 25 строк, а я накатал полтораста. И стиль то авторский сохранил, и поговорок насовал… Прихожу к ответсекретарю Саше Толстикову с шедевром. Он, как увидел объем, захохотал. Стал марать мою стряпню, и резал, гад, будто по живому. Оставил заявленные 25 строк и страшную сердечную рану. Я был просто уничтожен".

***  

"В самый разгар моей газетной деятельности вдруг обнаружил, что у меня уже большая семья, дети, их надо кормить. Так мы жили безалаберно, что сначала производили детей, а потом только задумывались, как их поднимать, на какие шиши.

Самый большой заработок в газете был за передовую. Сейчас, слава богу, многие газеты от них отказались, тогда это был обязательный атрибут каждого номера любого издания. Газета у нас пятиразовая, то есть пять передовых. За месяц – двадцать! Конечно же, писал их чаще всего сам редактор. Но счастье перепадало и заму, и другим работничкам.

Хоть уже бойко писал, взяться за передовицу не хватало духу и воображения. Но без передовых я зарабатывал меньше всех. Сказал об этом редактору. <...> Согласился редактор дать мне передовицу, но я то робел, как к ней подступить? Редактор наш, Григорий Иванович Пепеляев, добродушный мужик, юморист. Подозвал меня к своему столу и продемонстрировал тайну творчества. Взял ручку, развернул газету „Правда“ и… принялся сочинять. Шпарит прямо по правдинской передовой, дополняя ее местными фактами и примерами. И короче, конечно, – чусовская газета все же маленькая. Полчаса, и статья готова. Посмотрел на меня лукаво: все понял? Киваю. Смотри, завтрашнюю статью не завали. Куда там, свалял ее таким то методом даже быстрее. Впрочем, обучая меня премудрости в сочинении передовиц, Григорий Иванович все же кое что добавил и от себя. Деликатно так, вроде между прочим, молвил: помни только, если приводишь два факта отрицательных, то положительных в статье должно быть три"

***  

"Года полтора два я работал с удовольствием. Но коллектив маленький, а газета – пятиразовая. <...>  Стал корреспондентом пермского областного радио. Тут совсем другое дело. Во первых, оклад 850 рублей, да еще гонорар. Техника, правда, капризная, громоздкая. Один аккордеон, так мы называли записывающее устройство, 35 килограммов, а еще – патефон, тоже около 18 килограммов, плюс – батареи. Зимой их держали за пазухой, чтобы на морозе не разрядились. Правда, всем этим оборудованием занимался техник, а на мне – творческая часть, подготовка самой передачи. Техник выезжал из Перми, я к нему по дороге подсаживался, и уже вместе ехали на задание.

Но и там продержался недолго, года полтора. Решил все же бросить, еще чуть чуть, и просто перестал бы себя уважать. Наше радио, конечно, нечто ужасное: трескотня, резонерство, ложь. Деньги платили хорошие, да, но это состояние духа вступило в непреодолимое противоречие с тем, что я пытался выразить в писательской работе. С тех самых пор тружусь только за столом, воюю только с листом чистой бумаги.


Виктор Астафьев отмечает с друзьями выход первой книги - сборника рассказов "До будущей весны". Чусовой, 1953 год

***

"Когда-то, очень давно, журнал "Смена" опубликовал мои первые зарисовки, затем очерк, затем что-то похожее на рассказ, и не просто опубликовал, но и "приютил" меня, и я, начинающий автор, приехавший из далекого уральского городка Чусового в столицу, бывал накормлен в буфете, устроен па ночлег как командированный, снабжен пусть и не богатыми, но очень необходимыми средствами на житье и пропитание. Случалось это нечасто, бухгалтерию "Правды", к которой прикреплена "Смена", я не разорил, но поддержку, так мне в ту пору необходимую, получил и однажды угодил во "всамделишную" командировку от того журнала.

Узнавши, что я родом с Енисея, да еще из тех мест, где начинается возведение самой могучей в мире гидростанции, тогдашний редактор "Смены" Михаил Арсеньевич Величко посчитал, что никто так емко и живописно не отразит героические дела на новостройке, как я.

 Ничего героического я на стройке не обнаружил, она еще только развертывалась <...>, однако как журналист, с некоторым уже опытом работы в газете, быстро нашелся и почетную командировку ударно отработал, написав очерк об одной из молодежных строек Красноярска.

Очерк, типичный для той поры, газетный, трескучий, и потому он широко печатался, в особенности по юбилейным изданиям, и принес мне заработку в несколько раз больше, чем моя первая книжка. Нужда в семье тогда была большая, и я едва устоял против этакого добычливого творчества и легкого писательского хлеба.

Будучи в командировке, я, уже привыкший к неудержимой болтовне, демагогии и краснобайству, был все же поражен тем, какой размах это приобрело на просторах родной Сибири -- оно и сейчас здесь соответствует просторам -- такое же широкое, вольное и безответственное. Но тогда я еще не был таким усталым от нашей дорогой действительности, все воспринимал обостренно, взаболь, и меня потрясло, что люди, владеющие пером, и даже "выдвиженцы пера" -- из рабочих и местной интеллигенции, пишут здесь и "докладывают" по давно известному, крикливому и хвастливому, Советами рожденному, принципу: "Не верь глазам своим, верь моей совести".

***

Последняя цитата - из авторского комментария к публикации повести в рассказах "Последний поклон" в астафьевском Полном собрании сочинений. Как известно, именно после этой поездки у Астафьева родился замысел написать о детстве и рассказать о своих земляках и родных такими, "какие они есть". Получается, что "Последний поклон" появился в каком-то смысле вопреки тому, что в те годы происходило в советской прессе. 

Но кое-что было не "вопреки", а "благодаря". 

урналистский опыт не мог не сказаться на его дальнейшей работе. Не случайной представляется откровенная публицистичность его прозы, достаточно перелистать страницы "Царь-рыбы" или "Проклятых и убитых", где писатель нередко переходит от художественной образности к прямой речи, обжигающей своей откровенностью и категоричностью. До последних дней жизни Астафьев испытывал острый интерес ко всему, происходящему не только в России, но и в мире", - отмечал в статье об Астафьеве красноярский писатель Эдуард Русаков. 

***

Мы поздравляем журналистов с праздником и желаем достичь в профессии всего, что было важно и дорого Виктору Петровичу: честности, человечности, умения слышать живой язык и писать им, таланта заставлять людей думать и сострадать.