ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ, РАДЫ ПРИВЕТСТВОВАТЬ ВАС НА НАШЕМ САЙТЕ! 

Астафьевские реки: Большая Слизнева, Малая Слизнева

Впереди открывается простор, от которого и по сей день у меня заходится сердце, хочется мне сидеть и сидеть на вершине утеса, смотреть и плакать. Пуще приворотного зелья мне эта даль и эта близь — леса, горы, перевал, и главное — вот эта, притиснутая ими к Енисею деревенька, издали, с высоты, такая сиротливая, такая смирная, такая заброшенная, что стоном стонать хочется от любви и жалости к ней.

Так описывал Виктор Астафьев вид, открывающийся со Слизневского утеса, 300-метровой отвесной скалы (той самой, где сейчас смотровая площадка «Царь-рыба»), на родное село Овсянка и соседнюю деревеньку Слизнево.

Расположились они рядышком, даже границу не провести. Но все же Овсянка стоит на Фокиной речке, а Слизнево — на реке Большая Слизнева. Да и, как считается, Слизнево основано было все же попозже Овсянки, уже в самом конце XVII века (Овсянка — не позднее 1671 года). Зато не где-нибудь, а прямо в деревне Слизнево в конце ХХ столетия был обнаружен памятник археологии — стоянка древнего человека, относящаяся, по оценкам ученых, к четвертому тысячелетию до нашей эры.

А в документах 17-го века река и поселение называются Слижнева и Слижнево соответственно. Слижнево упоминается как заимка атамана Ивана Злобина, активного участника так называемой «Красноярской шатости» — бунтов служилых людей Красноярского острога против воевод. Первый бунт поднялся в 1695 году, причиной стала задержка жалованья воеводой. Бунты повторялись еще несколько лет, уже против вновь присланных воевод (после волнений их сменяли), — и, надо сказать, что нечистые на руки воеводы понесли в итоге наказания куда более суровые, чем зачинщики и участники бунтов.

Так вот, на заимке (то есть самовольно занятой пустующей земле) Ивана Злобина находились мельница — зерно для нее поставляли пашенные крестьяне из Овсянки; кроме мельницы были амбар, баня; в хозяйстве у Злобина содержались два коня, кобыла, четыре коровы, две телки, две свиньи.

Управлялись с хозяйством холопы — «калмык Андрюшка и девки 10, 15 лет». Хутор Злобина, с которого и началась история деревни Слизнево, со временем был заброшен. А спустя двести лет на этом же самом месте пришлый мужик Павел — родной дед Виктора Астафьева — построил новую мельницу…

Река Большая Слизнева, на которой стоит деревня, — правый приток Енисея: длина ее — 27 км. Большая Слизнева — одна из естественных границ заповедника Столбы, причем эта граница Столбов, в отличие от других, не менялась со времени основания заповедника в 1925 году.

Большая Слизнева берет начало с одной из вершин Куйсумских гор (она находится на территории заповедника), на высоте 709 метров над уровнем моря. На всем своем протяжении это типичная горная река — довольно быстрая, с крутыми склонами долины. У небольшой реки есть 16 основных притоков — по восемь правых и левых. В их числе, например, речки и ручьи Дрянная, Тихий, Ягодная, Медвежий, Табалжанский, Фокинский. Водятся в Большой Слизневой хариус, речной гольян, голец, бычки.

Длина Малой Слизневой — 13 км. Она бежит рядышком со «старшей сестрой», практически повторяя ее маршрут.

Что это за название — Слизнева? По одной из версий, происходит оно от старого слова «слизня» — «скользкий». Но вот Астафьев упоминает о реке не Слизневой, а Селезнёвой — много в этих местах водилось уток да селезней, отсюда и имя речки. Указания на то, что Селезневая со временем «превратилась» в Слизневу встречаются и в других источниках.

Еще одна достопримечательность здешних мест — знаменитая смотровая площадка на Слизневском утесе с фигурой металлического осетра — «Царь-рыбой».

Площадка была создана в 1970-х годах, а четырехметровый 300-килограммовый осетр появился на ней в 2004-м — в год 80-летия Астафьева и, по идее, в память о нем, но… дело в том, что сам Виктор Петрович к созданию площадки на Слизневском утесе относился крайне скептически и даже с возмущением. А уж как бы он оценил «осетра» — нам тем более неведомо.

"Время жалкое, оголтелое плодит себе подобных - сделать всё похожим на себя стремится современный, убогий умом обыватель, и улучшает, улучшает, усовершенствует он дикую природу. Понакатали бетону на Слизнёвский утёс, сделав так называемую смотровую площадку, и довольны собой, не понимают, что улучшать такую природу - всё равно, что жемчуг глотать... И ещё, современный рвач, этот преобразователь природы, не хочет понять, что и Слизнёвский, и Манский утёсы, и вся вокруг благодать принадлежит всем людям, они Богом созданы не для услаждения вельможи иль ловкого проходимца..." (Виктор Астафьев, «Затеси»)

Об истории создания смотровой площадки Астафьев отзывался еще резче, а саму площадку называл «нелепым памятником убогому подхалиму»:

"Старые, одряхлевшие вожди "времен застоя" <…> горазды были изредка навещать народонаселение отдаленных районов, чтоб еще и еще узреть праздничные, рукоплещущие толпы трудящихся, послушать радостные речи о том, какие они передовые и прозорливые руководители и скромные люди.

Как-то раз такой вождь осчастливил посещением и город Красноярск, а показывать здесь почетным гостям особо нечего, немногие архитектурные памятники и красивые строения ретивые борцы бурных лет повзрывали и срыли, город и окрестности закоптили, Енисей захламили, так возят всех почетных гостей и туристов "угощать" великим сооружением времени - Красноярской гидростанцией, которой в каскаде из двенадцати могучих гидростанций надлежит в корне преобразить дикие края Сибири.

Один из местных деятелей в порыве патриотического рвения и низкоспинного угождения затащил вождя на тот самый Слизневский утес, где я сидел в годы юности и плакал от умиления, глядя на совсем еще не преображенный Енисей и родное село. Полюбовался вождь на действительно редкостные виды, сказал, что, мол, очень красиво, "Почти как у Швейцарии", да только "лазить на утес круто больно".

Тут же товарищ из местных деятелей, особенно возмечтавший о столице, и заверил дорогого гостя, как он еще раз соизволит осчастливить его край и город своим посещением, то уж дикую эту скалу найдет преображенной и поднимется на нее без всяких затруднений.

Года два шло бурное движение и колотуха кипела на Слизневском утесе - травы, цветы, лес и гору бульдозерами искромсали, бетону убухали столько, что его на две больницы, которых в городе недоставало и недостает, или на целый участок дороги хватило бы. Увы, не довелось уже престарелым вождям все это увидеть, оценить по достоинству радение лизоблюда, и в Кремль он так и не угодил, расположился на подступах к нему. Но вот остался нелепый памятник среди прекрасной сибирской природы, памятник убогому подхалиму и дуболому, которому не дано понять, что прекрасное в улучшении не нуждается,оно само по себе прекрасно.

Но вернусь туда, в памятный день моего возвращения на родину."

Время прошло, и сегодня мы воспринимаем эту площадку все же по-другому, чем Виктор Петрович более 40 лет назад. Для нас это прежде всего памятник великой, астафьевской Сибири и великому Енисею, его малой родине, малым рекам, вблизи которых прошло его детство. В них берет истоки его творчество.